Одно из любимых развлечений нет-нет, да и оборачивалось боком. Вот как сейчас - когда незапланированный визит оказывался невовремя, хозяина не было дома, и Элеоноре приходилось либо разворачиваться от самых дверей, либо принять решение остаться и подождать... если, конечно, в доме был кто-то, кроме слуг. Хотя и это не было помехой при желании - в любом доме уважающих себя людей найдутся книги и музыкальные инструменты, призванные скрасить одинокое ожидание.
Разумно считавшая, что за удовольствия надо платить, Элеонора не слишком расстраивалась, не обнаружив на месте тех, к кому ехала с визитом - все это с лихвой окупалось теми минутами, когда хозяева бывали дома, и помещения наполнялись приятной суетой, голосами, какой-то необычайной живостью, сбрасывая унылую серость повседневности. Не расстроилась она и сейчас, только раздумывала несколько секунд, решая, стоит ли ждать композитора. В конце концов решила, что стоит - они не встречались уже достаточно давно, поскольку графиня сама была в отъезде, и теперь ей вновь хотелось окунуться в последние события музыкального мира Вены. Не исключено, что в скором времени Сальери мог представить широкой публике оперу, и, если он действительно работал над чем-то, Элеонора надеялась первой услышать и оценить хотя бы отдельные мелодии и музыкальные зарисовки.
Войдя в комнату вслед за служанкой, графиня бегло и очень быстро окинула глазами помещение и затем сфокусировала взгляд на юноше, поднявшемся с табурета. Чуть улыбнувшись и милостиво кивнув служанке, которая тут же ушла, Элеонора сосредоточила внимание на молодом человеке, по-видимому, единственном, с кем ей предстоит провести время до возвращения Сальери... и который, быть может, расскажет ей о последних работах композитора, что она, будучи в отъезде, не имела радости слышать. Если, конечно, он сам в курсе. Но судя по тому, что тот поднялся из-за клавира, вполне мог быть в курсе.
- Добрый день, - дружелюбно проговорила Элеонора, рассматривая юношу - впрочем, не слишком пристально, чтобы не вызвать у него смущения или неловкости из-за ее излишнего внимания. - Вы теперь вместо Сальери?
Она улыбнулась, давая понять, что это лишь беззлобная шутка над ситуацией, в которой в смешном положении скорее она сама, нежели этот юноша, которому приходится встречать ее в чужом доме. Но в то же время ее самообладание и спокойствие придают ей уверенности настолько, чтобы не чувствовать себя глупо, отдавая дань некоторой эксцентричности и тому в меру аккуратному вызову, который графиня фон Скорцени привычно бросает закостенелому в договоренностях обществу, не нарушая при этом правила приличий.

Улыбка Элеоноры стала чуть шире, когда юноша постарался ответить ей в ее же манере, да еще забавно взъерошил волосы на голове. Как бы она ни любила высококультурное светское общество, где изысканным манерам уделялось внимания больше, чем всему остальному, где разговоры были подобны хождению по канату над пропастью, где малейшие изъяны воспитания были заметны по нескольким словам, еще больше она любила то там, то тут нарушать излишние условности (иначе вряд ли так прижилась бы во Франции, где были свои, особые понятия о приличиях в целом), прекрасно зная, что может себе это позволить. Графиня давно перешла ту черту, где грубая «невоспитанность» переходит в очаровательную «эксцентричность» (а, вернее, благодаря высокому происхождению, изначально пребывала за ней, едва ли кто-либо мог осмелиться упрекнуть меценатку в первом), и пользовалась этим беззастенчиво и с ощущением своего полного и нерушимого права.
И, хотя дурное воспитание в целом ей, как любой представительнице высших кругов знати, было омерзительно, к искренности, детскости и простоте графиня фон Скорцени питала некоторую слабость – разумеется, в том лишь случае, если они шли человеку, и если человек был симпатичен и органичен со своей искренностью. Хотя делать далеко идущие выводы о ком-либо с первого взгляда Элеонора, в целом оценивающая людей достаточно критично, не стала бы никогда.
Юноша представился, и все разъяснилось мгновенно – ученик, один из немногих, кого Сальери взялся облагодетельствовать своим талантом за соответствующее вознаграждение, мальчик не слишком высокого происхождения (что, впрочем, было сразу понятно из его попытки отшутиться), но не исключено, что неплохой музыкант – вкусу Сальери графиня в целом доверяла. Благодарно кивнув на предложение присесть, она, тем не менее, не последовала ему.
- Элеонора фон Скорцени, - мягко произнесла меценатка, царственным жестом протягивая юноше руку для поцелуя и внимательно глядя на него, ожидая его реакции. Нет, она не рассчитывала на то, что все любители музыки в Австрии обязаны знать ее если не в лицо, то хотя бы по имени, но было интересно, слышал ли о ней что-нибудь конкретно этот мальчик. – Люблю врываться к друзьям без приглашения заранее и делать приятные сюрпризы, но иногда такие визиты оборачиваются сюрпризами и для меня, - она игриво склонила голову набок, в глазах графини плясали искорки, недостаточно теплые для того, чтобы юноша осмелился всерьез решить, будто он сам – приятный сюрприз для нее, но оставляя теряться в догадках. – Не знаете, скоро ли вернется Антонио?
Откинув излишне-вежливое «герр Сальери», Элеонора назвала композитора по имени, будто подчеркивая, что ее отношения с учителем юноши достаточно близки – на тот случай, если он никогда не слышал ее имени и до сих пор понятия не имеет, кто она такая.